
Нефтегаз в поисках инноваций: что мешает российским стартапам?
В нефтегазовых компаниях работают представители самых разных профессий, и здесь не обойтись без людей науки. Современная экономика ставит перед производственниками новые задачи, для многих из которых нужны инновационные решения.
Казалось бы, всё просто: есть талантливые люди со своими идеями, и есть нефтегазовые компании, у которых есть деньги, чтобы претворить эти идеи в жизнь. Однако на практике они не всегда могут найти друг друга. Почему так происходит и как это связано с принципами работы крупных корпораций, расскажет наш сегодняшний собеседник — старший научный сотрудник ООО НПО «ЭТРА», кандидат технических наук Денис Суворов.
— Перед работой в нефтегазовом секторе в вашей жизни был «академический» этап, связанный с наукой. Над решением каких задач вы тогда работали?
— Всё началось с базового образования. Наша кафедра специализировалась на преобразовании теплоты в газовой отрасли, газоснабжении.
Ещё студентом я занялся вопросами сжигания газов в факелах и коррекцией факела внешним электромагнитным полем, а в магистратуре мы провели небольшой эксперимент «на коленке»: наложили на факел электрическое поле, просветили его тепловизором и увидели повышение температуры. Это говорит о том, что реакция идёт быстрее на макрокинетическом уровне.
Дело в том, что при сжигании газов цепочка углеводородов начинает разрываться, и сначала отщепляется водород. И это отщепление даёт ионизированные частицы, а они притягиваются в электромагнитном поле. Всё это вылилось в два инновационных проекта, с которыми я выигрывал конкурсы «Умник» и «Старт».
— Не было мыслей открыть стартап, предлагать свою технологию нефтегазовым компаниям?
— Хотя мы и добились определённых результатов, но требовался ещё широкий пласт исследований, прежде чем мы могли бы предложить коммерческий продукт. В частности, нам была нужна установка по мощности, сопоставимая со стандартной нефтяной печью, а такая в России появилась только в 2010 году. Вообще, сделать шаг от проекта «Умник» или «Старт» к новации для нефтяной компании очень сложно.
И это одна из наших основных проблем. Сейчас в России кластер физических инноваций в значительной степени потерян: есть либо фундаментальная наука, где занимаются гиротронами, плазмой, высокотемпературным синтезом, либо сразу производство. И между теми, кто двигает науку, и теми, кто делает реальные промышленные образцы с продажей — колоссальная пропасть.
— Почему так получилось?
— У нас все проекты перешли на западную модель, когда ты сначала должен доказать эффективность, а уже потом получишь какие-то деньги. Но доказать эффективность можно, когда у тебя уже собрано 90% проекта, а где взять для этого финансирование? Проходишь пласты бюрократии на каких-то конкурсах, где потолок 20 тысяч рублей. Что на них можно сделать?
Купить один датчик? Конечно, конкурсы «Умник» и «Старт» — это хорошие стартовые возможности, но у нас всё равно пока очень мало компаний, которые с какой-то инновацией смогли «прорасти» через рынок. И чем серьёзнее инновация, тем сложнее и дороже путь к её реализации.
— Неужели всё настолько плохо?
— Если говорить о научно-техническом прогрессе, то сейчас всё в отрасли развиваются в сторону цифровизации. И здесь есть успехи. Но в плане физики рост очень медленный. Неслучайно на нефтяном рынке присутствуют так называемые компании-лицензиары, которые предоставляют не услуги или оборудование, а технологии. К сожалению, в большинстве своём это иностранные организации.
В России же проводится очень мало исследований, и они недостаточно финансируются. На то, чтобы проработать техническое решение, уходит очень много времени. От идеи до реализации не каждый автор доживает.
Я лично сталкивался с ситуациями, когда разработчик запрашивает какое-либо оборудование, заявка год согласовывается, и когда решение по закупке принято, выясняется, что инициатор процесса уже работает в другом месте, и ты даже не можешь спросить его, что именно он хотел. У многих идей есть хороший потенциал коммерциализации, но их сложно обосновать, доказать, и не все готовы этим заниматься, при том, что у сотрудника есть пласт основной работы, которая загружает его очень сильно.
— Вы говорили о недостаточном финансировании научных изысканий. Но ведь нефтегазовые компании — фактически самые богатые организации в стране, и для них финансирование науки — не такие уж большие траты.
— В больших корпорациях нет проблем с финансированием, будем честными. Деньги есть, но требуется пробиться сквозь очень большой пласт бюрократии, и тебя должны поддержать на всех этапах. К тому же когда мы говорим про современный коммерционализованный рынок, то корпорации готовы вкладывать миллиарды в свои внутренние разработки с уже оцененным потенциалом коммерциализации, а поддержать проекты «на стороне», стартапы, мало кто готов, потому что корпорации не контролируют этот момент.
— У вас за плечами опыт работы в «ЛУКОЙЛе». Сложно было устроиться в большую корпорацию?
— В «ЛУКОЙЛе» был запрос на специалиста с компетенциями по сгоранию газа в нефтяных печах, учитывая мой опыт академической подготовки и рабочий опыт — я как раз хорошо подошёл под эти требования. Поэтому каких-то особых сложностей не было, а вот процедура согласования заняла очень много времени.
Я долго не понимал, берут или не берут меня на работу, поэтому параллельно участвовал в инновационных конкурсах «Сколково». Но в результате всё-таки устроился в «ЛУКОЙЛ» и отработал там три года, занимал должность главного специалиста и писал программы для расчета нефтяных печей. Как раз получилось погрузиться в процессы теплопередачи и подготовки нефтяного сырья для конечного потребителя.
— У вас была больше кабинетная работа или приходилось выезжать на производственные объекты?
— Я работал в группе расчётов, в центральном отделении. Нам ставили задачи по повышению технической мощности, проверке качества работы печей, расследованию каких-либо инцидентов на производстве. Конечно, мы выезжали на объекты.
В основном для проведения замеров, чтобы «пощупать», какие есть нюансы с работой оборудования, выгрузить данные с мнемосхем, произвести анализ дымовых газов, сделать тепловизионную съёмку. Проблемы были из-за изношенности оборудования. Многие печи эксплуатируются с 1950-х годов, те же змеевики столько не живут, за это время их должны были заменить уже не раз, и не два. А любая реконструкция подразумевает только частичную замену оборудования.
И если змеевики и заменены на более новые, то замена футеровки печи слишком дорогостоящий проект. И новое оборудование часто лучше и эффективнее старого.
— Как получилось, что вы перешли из «ЛУКОЙЛа» в НПО «ЭТРА»?
Обычная история: я работал по срочному контракту, он подошёл к концу, и его не стали продлевать. На самом деле я рад, что сменил поле деятельности. Здесь я тоже занимаюсь теплообменными процессами, но при этом у меня появилась возможность видеть производство целиком: от первого болта до отправки заказчику.
Скажу даже больше, ещё до того, как мы покупаем первый болт, мы занимаемся предварительными подсчётами, общаемся с заказчиком, стараемся подобрать материальное исполнение, которое больше всего ему подходит. Это очень богатый опыт в плане металлообработки, сборки, подбора комплектующих.
А, работая в большой корпорации, ты занимаешься только одним участком. Эта цепочка очень большая, и ты даже не всегда знаешь, чего хотели инициаторы. Доходит до того, что когда отправляешь результаты технических заданий, то не понимаешь, удовлетворили они заказчика или нет.
— Много сейчас в крупных нефтегазовых компаниях молодёжи? Сталкивались ли вы с конфликтом «отцов и детей»? Тяжело ли молодому специалисту продвинуть свою идею?
— Средний возраст был от 30 до 45 лет, так что какого-то конфликта «отцов и детей» я не замечал. Другой вопрос, что было сильное разделение между тем, что могут инженеры-физики, и тем, чего хотят бизнесмены. Понятно, что владельцы всегда думают о коммерциализации продукта, повышении эффективности.
А мы с вами уже говорили, что российская научная база не всегда готова ответить на эти запросы. Очень многие методики существуют с 1970-х годов, и нам нечем их заменить.
— Вы упомянули бюрократию. Обычно её ассоциируют с госструктурами. Неужели в крупных нефтегазовых компаниях всё так же плохо?
— Смотрите: когда устраиваешься в корпорацию, сначала расписываешься, что ознакомлен со всеми нормативными актами. А по объёму это сопоставимо с УК РФ (смеётся). Потом каждую неделю по 7 раз расписываешься под изменениями в этих актах, а это 200-500 страниц, и ты не можешь их прочитать даже физически. При этом не факт, что они связаны с тобой, но на это тоже уходит время. То есть эта структура совершенно не гибкая. И чем дальше, тем больше становится отрыв от производства. Ты не знаешь, требования по какому документу придут к тебе завтра, и кто чем будет не доволен.
— Что нужно сделать, чтобы это изменить?
— Должна появиться личность, способная изменить систему. И этот человек должен не только быть мотивированным, но и обладать необходимыми ресурсами. В моей жизни был такой руководитель, который мог зайти в любой кабинет и показать вырезку из какой-то газеты 1990-х годов с описанием технологии.
И его настолько уважали, что всегда смотрели, что он принёс. И, как правило, это было дело, несмотря на то, что он был специалистом совершенно другой отрасли.
То есть это решается личностным примером, а не когда мы подписываем бумажки или выписываем премии. Когда человек заинтересован в развитии компании, разговор заходит не о выполнении KPI, а о том, как сделать лучше.
И обычно мы видим это в небольших компаниях. Сейчас наш владелец болеет за компанию, к нему можно прийти с любым вопросом. А в большой корпорации многие подразделения даже не знают
о существовании друг друга.
— К слову о руководителях. В рамках современных концепций менеджмента принято считать, что для того, чтобы руководить нефтегазовой компанией, совсем необязательно иметь профильное образование. Согласны вы с этим?
— Если мы говорим об управлении командами, наверное, да, этот человек может не быть погружённым. Но если мы говорим про любой стартап, а нефтепереработка развивается, когда есть новые технологические решения, то технологическая компания никогда не выстреливает за счёт менеджмента и маркетинга.
Менеджмент и маркетинг должны быть подкреплены качественным продуктом. А сейчас у нас много менеджеров, которые знают, как сделать прибор «красивым», но очень мало людей, которые знают, как сделать его «стойким».
Беседовал Андрей Халбашкеев