Энергетическая стратегия — 2050: какое будущее прогнозируют отрасли российские власти?

Этой весной была утверждена новая Энергетическая стратегия Российской Федерации на период до 2050 года. Назвать документ революционным нельзя, но его авторы всё же выделяют ряд серьёзных отличий от предыдущих версий Стратегии. В чём же заключается новизна подхода? Какие объёмы добычи и экспорта рассчитывают увидеть российские власти к 2050 году? И какие факторы легли в основу этих прогнозов? Эти и другие вопросы обсудили участники стратегической сессии «ТЭК- 2050: стратегия, экономика и новые технологии» в рамках Евразийского нефтегазового форума.

Углеводороды не спешат сдавать позиции

В первую очередь участники сессии подчеркнули, что документ перестал быть «вещью в себе». Теперь в расчёт берут не только национальные, но и глобальные факторы, в том числе санкции со стороны недружественных государств.

«В Стратегии впервые появился очень серьёзный анализ именно мировой энергетики и того, как позиционируется здесь Россия. До этого фокус был на нашем энергетическом комплексе. И эта попытка осмыслить, как будет развиваться мировая энергетика, мне кажется очень важной», — объяснил главный экономист «ВЭБ.РФ» Андрей Клепач.

В рамках нового подхода одним из стратегических вызовов для российской экономики видится быстрая декарбонизация в масштабах всего земного шара. Впрочем, аналитики Минэнерго считают, что вероятность такого развития событий заметно снизилась: нефть, газ и уголь не спешат сдавать свои позиции.

«Мы видим, что сценарий полного отказа от углеводородов не сбывается. Рост мирового автопарка, средних пробегов машин и скорое достижение предела по увеличению эффективности двигателя внутреннего сгорания являются драйверами роста спроса на нефть. Все прогнозы потребления 2021 года оказались ниже фактических значений, при этом основной пересмотр в 2024 году отмечается в транспорте и нефтехимии.

Фактическое энергопотребление также превышает ожидания: спрос на энергию к 2050 году вырастет на 85% по отношению к 2024 году. Это видим не только мы. Аналогичные исследования опубликовали и американские коллеги: о том, что уголь будет играть достаточно существенную роль в энергобалансе. Политика в мире смещается в сторону сдержанно прагматичного подхода для удовлетворения спроса по доступным ценам», — отметила руководитель по аналитике Аналитического центра ТЭК при Минэнерго России Дарья Козлова.

Таким образом, согласно прогнозу, заложенному в Стратегию‑2050, пик спроса на нефть будет достигнут не в конце 2020‑х гг., а после 2040 года. Для газа эта отметка смещается за горизонт 2050 года. Другими словами, авторы Стратегии полагают, что тревожные для отрасли прогнозы 2020 и 2021 годов не сбудутся. Цель по достижению полной декарбонизации уже не является приоритетом, а развитие генерации на ВИЭ будет происходить там, где это экономически эффективно.

Конечно, совсем сбрасывать со счетов зелёную повестку не стоит.

«Поддерживаем оценку, что мировой спрос на газ будет расти, а перелом по нефти уходит куда‑то за 2035 год. Но климатические требования после 2035 года в любом случае ужесточатся, что окажет негативное влияние на мировой спрос на нефть. В условиях роста предложения со стороны азиатских НПЗ и снижения спроса, в том числе за счёт развития альтернативных видов топлива, экспортный потенциал отечественных нефтепродуктов может значительно уменьшиться», — поделился мнением Андрей Клепач.

Разработчики стратегии полагают, что ужесточение климатической политики в развитых странах будет компенсировано увеличением энергопотребления в развивающихся. И, скорее всего, государства Азии и Африки сделают ставку на нефть, газ и уголь в силу их большей экономической эффективности. Всё это, по словам Андрея Клепача, создаёт сильную неопределённость на мировом энергетическом рынке.

В то же время нельзя забывать, что и в странах АТР уделяют внимание развитию альтернативных источников. По словам председателя совета Союза нефтегазопромышленников России Юрия Шафраника, в Китае за последние 5 лет 50% прироста производства электроэнергии обеспечили за счёт ВИЭ. Это 1213 млрд кВт∙ч, что больше годового производства электроэнергии в России (1198 млрд кВт∙ч).

Ищем ответы на технологические вызовы

Ещё одно важное отличие Стратегии‑2050 от предшествующих документов — это большое внимание к вопросам технологического развития отрасли. Вызовов, на которые нужно найти ответ, здесь достаточно.

Так, по словам Юрия Шафранника, с 2005 по 2024 годы в России эффективность бурения на нефть и газовый конденсат упала в 2,6 раза на метр проходки и в 1,6 раза в расчёте на одну буровую установку. В то же время в США эти показатели выросли в 2,5 и 1,4 раза соответственно.

Эксперт привёл ещё ряд цифр. С 2018 по 2024 годы в России количество буровых установок выросло с 1013 до 1115, но в то же время на каждой стали добывать меньше нефти: с 0,55 до 0,49 млн тонн (на 12%). В США, наоборот, за этот же период количество буровых сократилось с 885 до 554, но производительность каждой выросла с 0,87 млн тонн до 2,18 млн тонн.
Другими словами, в США произошёл технологический скачок, который российские компании подхватить пока не сумели, резюмировал Юрий Шафранник.

Также эксперты отмечают постепенное перемещение добычи в новые районы, в частности Восточную Сибирь.

«Здесь требуются абсолютно другие технологии как с точки зрения поиска, так и разведки и добычи. Все нефтесервисные компании сталкиваются с этим вызовом, поскольку собственных разработок недостаточно, а их экспорт ограничен. Есть две задачи, которые нужно решить. Первая — это отсутствие длинных инвестиционных ресурсов. В текущих реалиях вкладываться в НИОКР, создание производств при такой высокой ставке — неблагодарное дело. И второе — увеличение общего объёма инвестиций в НИОКР», — отметил президент АО «Геотек» Роман Панов.

Понимают это и в коридорах власти. По словам директора департамента машиностроения для ТЭК Минпромторга РФ Михаила Кузнецова, общий объём субсидированных затрат на НИОКР, которые запланировало ведомство до 2030 года, составляет около 40 млрд руб­лей. Кроме этого, такую же сумму заложили на создание испытательного центра высоковольтного оборудования и 6 млрд — на программу обратного инжиниринга, в том числе для газовых турбин.

Помимо прямых субсидий, серьёзным стимулом могли бы стать налоговые льготы. Так, Андрей Клепач предложил понизить ставку НДПИ и установить более преференциальные условия по НДД для компаний, которые активно вкладываются в НИОКР.

Языком цифр

Какими же, исходя из этих факторов, прогнозируются объёмы добычи? В рамках целевого сценария производство нефти в 2050 году составит 540 млн тонн, в рамках инерционного — лишь 360 млн тонн. Объём экспорта составит 235 и 73 млн тонн соответственно. Для сравнения: в 2023 году производство «чёрного золота» составило 531 млн тонн, поставки за рубеж — 234 млн тонн.

Получается, что цель стоит фактически удержаться на уровне 2023 года. Однако для того, чтобы добиться этих показателей, предстоит ввести в эксплуатации более 10 млрд тонн нерентабельных на данных момент запасов, пишут авторы Стратегии. Речь идёт о месторождениях с низкой проницаемостью. Для их разработки понадобятся технологии горизонтального бурения, гидравлического разрыва пласта, третичных методов повышения нефтеотдачи.

Что касается нефтепродуктов, то здесь разрыв межу инерционным и целевым сценариями к 2050 году не так велик: 272 и 283 млн тонн соответственно. Фактически этот показатель останется на уровне 2023 года — 275 млн тонн. А вот объёмы экспорта даже сократятся: с 131 млн тонн до 110 млн тонн в инерционном и 125 млн тонн в целевом сценарии.

Здесь стоит отметить развитие электротранспорта, а также ввод новых мощностей по нефтепереработке в странах Азии.

Изменится и роль отрасли в экономике страны, отмечает Дарья Козлова. Если в 2018–2022 гг. нефтегазовые доходы составляли 38,2% бюджета, то в 2023–2025 гг. их доля снизилась до 29,5%. И ждать восстановления не стоит: по прогнозам, это значение будет колебаться в диапазоне 27–28 % с 2026 по 2035 гг.

«Мы столкнулись с предсказанной ситуацией, когда нефтегазовая рента сокращается. Раньше её большей частью забирал бюджет, и тогда нефтегазовые доходы составляли 7–8 % ВВП. Сейчас чуть больше 6%, а дальше, по рабочим оценкам, — снижение в лучшем случае до 4% с лишним. И это с учётом того, что реальная налоговая нагрузка выросла. В отрасли возникает серьёзный конфликт между потребностью в инвестициях, которые всё равно базируются на собственных средствах, и налоговыми изъятиями. Я думаю, мы всё равно придём к необходимости мастштабной перестройки налоговой системы», — отметил Андрей Клепач.

С тем, что нужно искать баланс между интересами бюджета и добывающих компаний, согласны и в Минфине. В то же время существующую налоговую систему в ведомстве считают достаточно адаптивной. Так, по словам директора департамента анализа эффективности преференциальных налоговых режимов Минфина Дениса Борисова, без льгот на сегодня добывается уже меньше половины всей нефти.

«Всего на инвестиции в бюджете заложено около 3 трлн руб­лей. Из них на нефтегазовый сектор приходится 2,2 трлн руб­лей. Для сравнения, все остальные преференциальные режимы: ОЭЗ (особые экономические зоны), ТОР (территории опережающего развития) — всего 400 млрд. Если говорить о новых преференциях, то интересно, что будет со сделкой ОПЕК+.

Очевидно, что, когда есть такое ограничение, расширять льготы в условиях дефицита бюджета странно. Налоговая система будет эволюционировать, но это будут последовательные, а не резкие изменения», — заключил г-н Борисов.

Стратегия‑2050: газа будем добывать больше

Вырастет к 2050 году и добыча газа, считают авторы Стратегии: с 637 млрд м3 в 2023 году до 922 млрд м3 при инерционном и до 1107 млрд м3 при базовом сценарии. Существенно увеличится и экспорт «голубого топлива»: со 146 до 320 или 438 млрд м3 соответственно. Выделяется здесь индустрия СПГ. Если в 2023 году за рубеж отгрузили 45 млрд м3, то в 2050 году рассчитывают нарастить эти показатели до 241 млрд м3 при базовом и 152 млрд м3 при инерционном сценарии.

Впрочем, даже сами составители документа отмечают, что достичь поставленных целей будет непросто. Как заявила Дарья Козлова, конкуренция на рынке СПГ растёт. Для российских компаний это усугубляется введёнными против них санкциями. С другой стороны, увеличивающиеся потребности Азии и Африки могут дать дополнительный импульс к спросу на поставки СПГ, особенно при аномальных погодных условиях.

В качестве мер поддержки отрасли аналитик назвала либерализацию экспорта в России и реализацию проектов по технологическому суверенитету. А в перспективе речь идёт о создании собственного газового хаба.

«Даже если ЕС не заблокирует наши поставки СПГ, ситуация всё‑таки значительно ухудшится. Везти вокруг всей Африки — это совершенно другая экономика. Возможно, новые мощности СПГ стоит перенести на Дальний Восток. В любом случае это будет более ёмкий рынок, в Европу в таких объёмах нас уже никогда не пустят, думаю.

Эти вещи стоит переосмысливать и думать в первую очередь, что это принесет не бюджету, а экономике компаний. Что касается перспектив экспорта в Иран и возможностей выхода на рынки Пакистана и Индии, то с учётом необходимости строительства инфраструктуры и неопределённости потребления в данных регионах влияние на экспортный потенциал они окажут только после 2030 года», — отметил Андрей Клепач.

Газовая отрасль: ставка на рост собственного потребления

В этих условиях авторы Стратегии уделили большое внимание внутреннему рынку газа. Ожидается, что он позволит компенсировать потери от экспорта «голубого топлива» в Европу. Ставку делают на развитие газохимии и газомоторного топлива (ГМТ). Ожидается, что рынок ГМТ вырастет в 5 раз в 2035 году к уровню 2022 года, а к 2050 году — уже в 11 раз. Производство газохимической продукции вырастет

в 2 и 3,6 раза соответственно, привела цифры Дарья Козлова. Причём продукцию газохимии планируют отправлять в числе прочего на экспорт. Андрей Клепач видит у этого направления хорошие перспективы. Однако наладить поставки за рубеж может оказаться не так просто.

«Даже если взять те планы [по развитию газохимии, — прим.ред.], которые были в советское время в Тобольске и Томске, то мы их в полной мере ещё не выполнили несмотря на введение новых мощностей. Здесь вопрос в экономике и логистике. Что мы повезём: продукты газохимии или тот же уголь.

Не думаю, что у нас будут провозные мощности, которые позволят выйти на 350 млн тонн и более. Здесь нужен не один Восточный полигон, а принципиально новая схема с дорогами из Тывы через Монголию. Только в этом случае могут быть существенные масштабы наращивания экспорта. Через Севморпуть мы такие объёмы не вывезем», — рассказал главный экономист «ВЭБ.РФ».

Продолжится и программа газификации, благодаря чему в 2035 году потребление газа населением вырастет на 44% к уровню 2022 года. Однако к 2050 году этот показатель будет уже на 5% ниже, чем в 2022 году. Аналитики Минэнерго объясняют это ростом ВИЭ и распространением газоэффективных технологий.

«По базовому сценарию к 2035 году потребление газа в электроэнергетике сократится более чем на 5% к уровню 2022 года, а к 2050 году — ещё почти на 4%. Это связано как с изменением структуры генерации в пользу АЭС, ГЭС и ВИЭ, так и с модернизацией газовых ТЭС», — добавила Дарья Козлова.

Стоит пояснить, что авторы прогноза исходили из предпосылки, что экономика в целом будет расти быстрее, чем потребление альтернативных топлив.

Однако здесь есть важное но. До этого часто можно было слышать, что ПАО «Газпром» поддерживает низкую цену на национальном рынке за счёт экспортной выручки. Сейчас возможности корпорации в этом плане ограничены. Так что теперь «всё серьёзно», и к потребителям внутри страны относятся с точки зрения экономической целесообразности.

С тем, что домохозяйствам скоро придётся платить больше, согласны и отраслевые эксперты.

«У нас цены для населения ниже, чем для промышленности на 20%, тогда как в странах ЕС и США — выше на 10–100 %. И это экономически обоснованно, учитывая более высокие удельные издержки по доставке на одного потребителя. Для изменения ситуации с газовой отраслью требуется повышение цен на внутреннем рынке (за исключением транспортной составляющей) при одновременном расширении программ газификации регионов (в особенности сельских районов) и значительного сокращения, а в долгосрочной перспективе прекращения перекрестного субсидирования», — отметила Дарья Козлова.

Если резюмировать, то любые прогнозы, тем более на такую отдалённую перспективу, не могут быть на 100% точными. Скорее всего, не станет исключением и Стратегия‑2050. Однако её составители находятся в привилегированном положении, в отличие от обычных аналитиков: они сами могут влиять на то, воплотятся ли их предположения. Ну а, насколько их усилия будут эффективными, покажет время.

В числе основных внутренних вызовов для нефтяной и газовой отраслей авторы Стратегии‑2050 назвали следующие:

• постепенное истощение наиболее качественных запасов в традиционных, хорошо изученных добывающих регионах с развитой инфраструктурой, увеличение доли сложных запасов в общей структуре запасов углеводородного сырья и значительная доля валовых рентных налогов по отношению к выручке;
• потребность в развитии инфраструктуры для переориентации потоков на рынки дружественных стран и оптимизации издержек;
• продолжение программы модернизации нефтеперерабатывающих заводов и развитие нефтехимии для покрытия внутреннего спроса по приемлемым ценам;
• экономически эффективное удовлетворение внутреннего спроса населения и промышленности на экологически чистые технологии, в том числе с использованием природного газа;
• ограниченность доступа российских компаний к технологиям как для разработки, так и для разведки запасов;
• повышение качества и расширение номенклатуры угольной продукции, интенсификация процессов переработки добываемого сырья;
• удорожание добычи и транспортировки природного газа;
• превышение расходов на добычу и транспортировку газа над регулируемой ценой на газ в ряде регионов Российской Федерации;
• трансформация экспортно-­сырьевой модели развития отраслей ТЭК.

Текст: Андрей Халбашкеев.