Российская нефтехимия: ключевые вызовы и пути решения

Прогнозы касательно будущего российской нефтехимии противоречивы. С одной стороны, в стране реализуется ряд крупных проектов, в планах дальнейшее наращивание производства полимеров. С другой — отечественные предприятия столкнулись с рядом вызовов, среди которых санкции, технологическая зависимость от импортных решений.

Сюда стоит добавить опасения по поводу снижения темпов роста спроса на полимеры в мире. Как российские компании собираются преодолевать эти трудности и какова здесь роль национального проекта «Новые материалы и химия»? Ответы на эти вопросы искали участники вебинара «Инвестиционный потенциал химической промышленности в России», организованного компаний «Восток капитал».

В ожидании новых мощностей

Несмотря на большие запасы углеводородов, Россия не входит в число мировых лидеров по производству нефтехимической продукции. Доля РФ составляет около 2%. Впрочем, возможно это положение вещей скоро изменится. Весной прошлого года первый заместитель министра энергетики Павел Сорокин отметил, что российские предприятия могут занять 6–7 % на мировом рынке нефтехимии. Помочь в этом должны инвестиции в размере 3 трлн руб­лей до 2030 года.

Оптимизм внушают и планы отечественных компаний по запуску сразу нескольких крупных проектов. В результате, по словам руководителя проектов ООО «Имплемента» Ивана Тимонина, производство полиолефинов вырастет с 5,4 млн тонн в 2024 году до 13,7 млн тонн в 2030 году. Добиться этого планируют за счёт запуска следующих производств:

• Балтийский химический комплекс — 3 млн тонн;
• Амурский газохимический комплекс — 2,7 млн тонн;
• Иркутский завод полимеров — 0,7 млн тонн;
• «Нижнекамскнефтехим» — 0,6 млн тонн;
• ДГП‑2 (ЗСНХ) — 0,6 млн тонн;
• «ЛУКОЙЛ НОРСИ» — 0,5 млн тонн;
• «Казаньоргсинтез» — 0,5 млн тонн;
• «Уфаоргсинтез» — 0,2 млн тонн.

«Можно сказать, что технологические вопросы по производствам, которые находятся на стадии строительства, глубокой проработки, на сегодняшний день в основном уже решены. И, хотя сроки ввода несколько сместились, проекты, заявленные и строящиеся, близки к реализации», — рассказал Иван Тимонин.

В свою очередь, авторы Энергетической стратегии — 2050 полагают, что производство крупнотоннажной нефтехимической продукции вырастет до 10 млн тонн при инерционном и до 14 млн тонн при целевом сценарии. При этом объём импорта даже немного подрастёт: с 1,1 млн тонн в 2023 году до 1,3 и 1,2 млн тонн соответственно.

Также обращает на себя внимание тот факт, что в перспективе до 2050 года объёмы изменятся не так сильно. При инерционном сценарии ожидается объём производства в 14 млн тонн, при целевом — 18 млн тонн. Практически на том же уровне сохранится и импорт: 1,1 и 1 млн тонн соответственно.

Другими словами, кратного роста показателей от российской нефтехимии ждать не стоит. За горизонтом 2030 года количество обсуждаемых проектов резко сокращается. И на то есть объективные причины.

Рынок полимеров ждёт профицит?

Начнём с глобальных факторов. По данным консалтинговой компании «Имплемента», последние 15 лет наблюдается постепенное торможение темпов роста спроса на полимеры относительно динамики ВВП. Это легко проследить на примере полиолефинов.

В промежутке с 1990 по 2000 годы потребность в полимерах росла в 2,2 раза быстрее по сравнению с мировым ВВП. Всё это происходило на фоне «открытия» Китая, бурного потребления в США и Европе.

С 2000 по 2010 годы этот коэффициент снизился до 1,5. Спрос в развитых странах вышел на плато, свою роль сыграл и мировой финансовый кризис 2008 года. В то же время стоит отметить экспортный бум в КНР.

В следующий интервал с 2011 по 2020 годы этот показатель составил 1,3. Динамика спроса в Китае пошла на убыль, но рынок поддерживали инвестиции в недвижимость и инфраструктуру.

Наконец, с 2021 по 2024 рост спроса на полимеры сравнялся с динамикой увеличения мирового ВВП. В числе главных причин — пандемия COVID‑19, кризис на рынке недвижимости Китая и исчерпывание других драйверов роста.

При этом в ближайшем будущем ситуация будет только обостряться из-за растущего предложения на рынке.

«К 2030 году в мире будет реализовано 65 проектов по производству олефинов или более 100 млн тонн новых мощностей. Профицит составит 15 млн тонн. Из них в Китае — 40 проектов к 2030 году мощностью 60 млн тонн. Новые производства в КНР создают риски для экспортёров и могут оказать давление на цены. Устоят те игроки, которые имеют большой внутренний рынок либо способны опираться на экономическую конкурентоспособность», — отметил Иван Тимонин.

Ещё один вызов для отрасли — растущие нормативные ограничения в рамках климатической повестки. Крупные международные игроки: BASF, Sinopec, Dow — уже объявили о достижении углеродной нейтральности к 2050 году. Также корпорации поставили промежуточные цели в виде снижения выбросов, наращивания доли генерации ВИЭ и объёмов переработки пластика.

«На фоне торговых вой­н, санкций, импортозамещения может складываться ощущение, что тема декарбонизации отступила на второй план. Если говорить о новостном фоне, то это, наверное, действительно так, особенно в нашей стране. Но на самом деле движение в этом направлении во всём мире продолжается. И когда российские предприятия вновь интегрируются в мировую экономику, им придётся играть по этим правилам. Зелёные проекты всё так же актуальны и могут вызывать интерес», — прокомментировал ситуацию Иван Тимонин.

Российский рынок: вызовы и возможности

Помимо глобальных факторов, есть барьеры для развития именно российской нефтехимии.

В ООО «Имплемента» среди них назвали:

• недостаточную ёмкость внутреннего рынка, которая не позволяет пользоваться эффектом масштаба, доступного зарубежным производителям, и обеспечивать высокую загрузку активов;
• ограниченную конкурентоспособность по себестоимости относительно зарубежных производителей;
• доступ к финансированию: отсутствие собственных средств, высокую стоимость капитала при большой капиталоёмкости актива;
• импортозависимость в части необходимого для организации производства сырья и компонентов / пробелы в производственных цепочках;
• отсутствие подтверждённых собственных и «дружеских» технологий и опыта реализации сравнимых проектов.

Последние два пункта напрямую касаются темы санкций. Введённые ограничения привели к ощутимой перестройке отрасли. Впрочем, можно отметить и положительный эффект от санкций. Так, потребление полиэтилена на внутреннем рынке в 2023 году выросло на 30%, экспорт упал на 35%. Потребление полипропилена увеличилось на 10%, а производство на 5%.

«Переработчики не только переходили на российское сырьё, но и расширяли свои производства. Безусловно, произошло падение экспорта, однако всё это было перенаправлено на внутренний рынок. Говоря об итогах 2024 года, такой весомой динамики уже не видим, можно сказать, что отрасль адаптировалась», — подчеркнул Иван Тимонин.

При этом задел по дальнейшему импортозамещению, расширению номенклатуры сохраняется. По подсчётам аналитиков «Имплемента», возможно заменить минимум 30% зарубежных поставок в денежном выражении. Будет расти и спрос на внутреннем рынке.

«В России потребление полипропилена на душу населения составляет около 11 кг в год. В ЕС и США мы увидим показатели в 18 кг в год и более. Причём даже на развитых рынках спрос продолжает расти. Исходя из этого, можно сказать, что потенциал для дальнейшего роста рынка в России сохраняется. На 4–5 % в год, как это и было в последние годы, мы можем рассчитывать», — отметил Иван Тимонин.

Производственные цепочки: закрываем «скрытый» спрос

Как же в отрасли рассчитывают преодолеть эти сложности? Этот вопрос волнует не только компании, но и представителей власти. Авторы Энергетической стратегии — 2050 в комплекс первоочередных мер по решению задачи развития глубокой переработки нефти и газа включили:

• сохранение государственной поддержки действующих и находящихся на этапе строительства мощностей по глубокой переработке нефти и производству продукции нефтегазохимии;
• обеспечение экономических условий для эффективной переработки газа и выделения сырья для нефтехимии;
• разработку и внедрение отечественных технологий, оборудования, катализаторов и специальных добавок, необходимых для производства продукции нефтегазохимии;
• своевременный вывод из эксплуатации или модернизацию морально и физически изношенного оборудования;
• создание благоприятных инвестиционных условий для развития нефтехимических производств, интегрированных с нефтеперерабатывающими заводами, для замещения импортной нефтехимической продукции и насыщения спроса внутреннего рынка.

Если конкретизировать третий пункт, то к 2050 году в России планируют создать:

• оборудование и технологии производства малотоннажной химии, в том числе присадок для топлива и масел, добавок, улучшающих свой­ства полимеров;
• высококвалифицированные способы переработки полупродуктов нефтехимического производства на установках пиролиза и технологии получения каучуков с улучшенными физико-­химическими и эксплуатационными характеристиками;
• технологии вовлечения метанола в переработку для производства химической продукции;
• системы управления технологическими процессами и диспетчеризацией.

Большие надежды в отрасли возлагают и на национальный проект «Новые материалы и химия». В его рамках поставлены цели по развитию 23 производственных цепочек, суммарно включающих 150 продуктов, в том числе нефтегазохимических.

Иван Тимонин считает, что участие государства не исчерпывается предоставлением субсидий и налоговых льгот. Не менее важна его координирующая функция. Так и в случае с проектом «Новые материалы и химия» фактически речь идёт о переходе от продуктового развития отрасли к системному через выстраивание полноценных химических цепочек.

«Для продуктов, которые на российском рынке в дефиците или которые по экономическим причинам без господдержки реализованы быть не могут, введение протекционистских мер представляется вполне резонным инструментом. В том числе для закрытия брешей в цепочках химической продукции и устранения таких проблем, как скрытый спрос.

Нужно объективно признать, что существуют типы производств, которые в России не могут быть реализованы, если руководствоваться традиционной бизнес-­логикой с ориентацией на показатели финансовой привлекательности без оценки долгосрочных факторов. Переход от продуктового развития отрасли к системному в этом контексте решает целый ряд задач, но требует определённой перенастройки существующей системы внутриотраслевого взаимодействия.

В качестве примера рассмотрим окись пропилена. Если взять её саму по себе, то объём производства примерно равен потреблению. Можно подумать, что дела обстоят хорошо. Но если посмотрим на дальнейшие переделы в виде пропиленгликолей, полиолов, то будем наблюдать значительную нехватку.

Это достаточно распространённый случай, когда рынок сырьевого продукта сбалансирован, но фактически существует скрытый дефицит за счёт спроса, который имеется в дальнейших переделах продукции. При этом премия здесь выше, а значит, цепочка от пропиленов до простых полиэфиров может иметь достойную рентабельность. В полиуретанах скрытого спроса и премии может быть ещё больше», — объяснил руководитель проектов «Имплемента».

Правильно расставляем приоритеты

При этом надо понимать, что никто не заявляет цель наладить в России производство абсолютно всех нефтехимических продуктов.

«Когда говорят о проблемах российской химии, часто вспоминают, сколько позиций товарной продукции производилось в СССР — десятки тысяч различных наименований. Сегодня этот перечень намного меньше.

Надо отметить, что не все продукты покрываются нацпроектом „Новые материалы и химия”, а те, что входят, представляют собой достаточно специфический сегмент и с точки зрения объёмов реализации узкие: катализаторы, композитные материалы», — отметил Иван Тимонин.

Здесь можно выделить сразу несколько причин. Среди них — ограниченность ресурсов, малая ёмкость рынка, вопросы к экономической целесообразности подобных производств. В этих условиях особенно важно грамотно расставить приоритеты. По мнению Ивана Тимонина, государство должно в этом процессе взять на себя роль координатора. Иначе существует риск параллельной реализации проектов по производству одного и того же товара. И это при наличии ограниченного спроса на внутреннем рынке.

Конечно, есть вариант с экспортными поставками. Однако отвоевать себе место под солнцем будет непросто, учитывая снижение мирового спроса на полимеры и конкуренцию с китайскими производителями.

Конечно, нельзя возлагать задачи по развитию нефтехимической отрасли исключительно на государство. Серьёзные ресурсы для этого имеют и крупные корпорации. Однако российские ВИНК пока не спешат идти в глубоку ю переработку. По словам Ивана Тимонина, здесь нужна смена парадигмы восприятия ценности нефтехимических проектов. Пока это направление не является одним из приоритетов для крупных корпораций.

«Вертикально интегрированные компании обладают значительным потенциалом, ресурсом для развития нефтехимии в рамках своих НПЗ. Но по ряду причин они недостаточно вовлечены в данное направление бизнеса. ВИНК привыкли мыслить большими масштабами, миллионами тонн в рамках своих проектов в сегментах upstream и нефтепереработки. Тогда как мало- и среднетоннажная химия — это проекты совершено других масштабов.

Если сравнивать инвестиционную привлекательность, то в добыче намного выше рента, а в сегменте downstream есть субсидии из государственного бюджета. Не интегрированные НГХ проекты и без проработки сбыта дают низкий финансовый результат. В то же время именно здесь зачастую скрывается самая большая рентабельность, особенно на поздних переделах, дефицитных на российском рынке», — подчеркнул Иван Тимонин.

Резюмируем: прямо сейчас можно говорить, что российская нефтехимия на подъёме. Реализуются крупные проекты, на смену западным пришли технологии из дружественных стран и отечественные разработки. В то же время назвать будущее отрасли безоблачным нельзя. В условиях стагнирующего спроса и высокой конкуренции на мировом рынке «нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а, чтобы куда‑то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее».

Российским предприятиям, чтобы добиться успеха, нужно повышать эффективность производства. Всё это требует серьёзных инвестиций. Достаточно ли тех усилий, что предпринимают участники отрасли сегодня? Это большой вопрос, от ответа на который во многом зависит будущее российской нефтехимии.

Текст: Андрей Халбашкеев