10 лет санкций: как чувствует себя нефтегазовая отрасль?
Первые санкции, которые касались поставок оборудования и технологий, были введены в 2014 году. В 2022 году, после начала СВО, они ужесточились, и под удар для снижения доходов бюджета попала нефтегазовая отрасль.
О нынешнем состоянии дел нефтяных и газовых компаний, рисках для них в будущем и вариантах их преодоления портал nprom.online поговорил с экспертом нефтегазовой отрасли, доцентом Финансового университета при правительстве РФ, кандидатом политических наук Валерием Андриановым.
— По поводу западных санкций диапазон мнений достаточно широк: от «санкции не работают» до «всё пропало, доходы компаний упали, а в технологическом плане нам уже никогда не наверстать отставание». По вашему мнению, насколько сильно на данный момент экономические ограничения ударили по российской нефтегазовой отрасли? Какие области нефтегазовой промышленности пострадали больше всего?
— Прежде всего, надо разделить экономические и технологические санкции. Экономические санкции — это санкции, которые направлены на ограничения поставок наших энергоресурсов на мировые рынки. Во-первых, это эмбарго на импорт и нефти и нефтепродуктов из России, а во-вторых – потолок цен, при котором западные компании на имеют права предоставлять услуги по перевозке и страхованию партий нефти, если ее стоимость превышает $60 за баррель (возможно также введение вторичных санкций против покупателей российской нефти) .
Мы видим, что экономические санкции абсолютно не сработали: России удалось избежать обвального падения нефтяного экспорта. Его объёмы несколько сократились не вследствие санкций, а лишь потому, что РФ соблюдает взятые на себя обязательства в рамках соглашения ОПЕК+. Цены на российскую нефть также остаются на неплохом уровне, сейчас они достигают $70–75 за баррель. То есть цена значительно превышает порог в $60 и имеет относительно небольшую скидку к маркерному сорту Brent.
Что касается технологических санкций, которые начали вводиться ещё в 2014 году, то они тоже работают достаточно слабо. Как ни странно, в 2023 г. совокупная чистая прибыль бывшей большой четверки нефтесервисных компаний в России выросла на 54,1% к уровню 2022 г. до 31,4 млрд рублей. То есть формально эти бренды из России ушли, но по сути их место заняли дочерние структуры либо активы, которые были переданы российскому менеджменту. Вывеска изменилась, но глобальные сервисные корпорации остались и продолжают наращивать объёмы операций.
В то же время Россия начала масштабную работу по импортозамещению: при Минэнерго созданы рабочие группы по очень широкой номенклатуре продукции, которые в ручном режиме разбирают, какие виды технологий и оборудования нам надо разрабатывать и производить. Это, например, буровая техника, катализаторы и присадки для нефтепереработки и, самое больное место российской экономики, – программное обеспечение (ранее свыше 90% используемого в нефтегазе ПО было зарубежным).
Если говорить о том, какие отрасли все же пострадали от санкций, то можно назвать индустрию сжиженного природного газа. В частности, объявлен форс-мажор по отгрузкам продукции «Новатэка» с проекта «Арктик СПГ 2». Первая очередь данного проекта уже построена и готовится к запуску, но судьба последующих очередей – пока под вопросом. Проблемы связаны с недостатком газовозов и санкциями, введёнными против перевалочных пунктов СПГ на Камчатке и в Кольском заливе.
Главный способ преодоления логистических трудностей в сфере СПГ — это перенос производства в регионы, которые не нуждаются в арктической инфраструктуре. Прежде всего, это проект «Новатэка» «Мурманский СПГ», который реализуется в незамерзающей части Арктики (благодаря этому можно использовать любые газовозы, не обязательно усиленного ледового класса). К тому же данный проект позволит пристроить газ, который предназначался для «Северного потока — 2».
— А как же проблемы с трубопроводным экспортом газа?
— С газовой отраслью ситуация обстоит хуже, хотя это не результат прямого действия санкций. Как ни странно, нет ни одной санкционной меры, которая бы напрямую запрещала поставки газа из РФ в Европу. Поэтому обвал экспорта российского газа в Европу – это результат не юридически оформленных рестрикций, а ряда отдельных мер и событий: подрыва газопроводов «Северный поток – 1» и «Северный поток – 2», отказа Польши от транзита газа по трубопроводу «Ямал – Европа», закрытия Киевом одной из ниток газотранспортной системы, идущей через Украину.
Конечно, «Газпром» и власти РФ пытаются сейчас нивелировать последствия этих событий. Каким образом? Во-первых, за счёт переключения на экспорт сжиженного природного газа. Сейчас «Газпром», который, откровенно говоря, долго «тормозил» с реализацией своих СПГ-проектов, активизировался. Во-вторых, возобновились переговоры по строительству новых двух трубопроводных маршрутов в Китай. В-третьих, предпринимаются попытки нарастить потребление газа за счёт развития внутреннего рынка.
— Появилась информация, что ЕС готовит 14-й пакет санкций, в котором намерены ужесточить их соблюдение. Реальны ли такие планы?
— Санкции, которые касаются экспорта нефти, не сработали, и шансы на то, что они начнут действовать после того, как Европа введёт новый потолок цен и ужесточит его соблюдение, минимальны.
— Часто в числе положительного воздействия санкций отмечают толчок к импортозамещению. Вы этой темы уже коснулись, но могли бы вы рассказать подробнее, насколько этот толчок существенный?
— Да, действительно, как я уже сказал, сейчас происходит активное импортозамещение. Самое главное, что этот процесс оказался под контролем государства. Больше двадцати лет этим занимались сами компании — с разной степенью успешности. Примечательно, что главной проблемой импортозамещения было даже не отсутствие технологий, а отсутствие консолидированного спроса. Иными словами, для того, чтобы производить какое-то новое оборудование, компании должны понимать, кто будет его покупать. А когда в одной нефтяной компании одни требования, у другой — другие, а третьей — свои, то невозможно наладить массовое производства оборудования, приходится выпускать для каждого заказчика отдельную номенклатуру, а это невыгодно.
Поэтому самое главное, что государства сейчас активно побуждает нефтяные компании договариваться между собой, вырабатывать консолидированные стандарты и требования к необходимому оборудованию.
— Сможет ли Россия самостоятельно получить необходимые технологии, или, чтобы не отставать в технологическом плане, необходима кооперация с другими странами?
— Конечно, наука и техника не могут существовать изолированно, в рамках одной страны, здесь необходимо международное сотрудничество. Но в мире существуют не только США и Западная Европа, сегодня глобальными технологическими лидерами становятся Китай, Индия и т.д. И, кстати, значительную часть нефтегазового оборудования мы в последнее время закупали и закупаем именно в Китае, а не на Западе. И здесь надо идти дальше – переходить от простого импорта к полноценному технологическому партнёрству с целью создания новых технологий. То есть сейчас важно не замыкаться внутри себя, не делать технологии только под свой внутренний рынок, а пытаться одновременно выходить на зарубежные рынки. Только за счёт такого подхода можно преодолеть негативный эффект технологических санкций.
— Что касается средне- и долгосрочных перспектив: можно ли дать какие-то прогнозы, какое влияние окажут санкции на отрасль в будущем? Возможно ли, что они помешают реализации крупных проектов?
— Что касается препятствий каким-то крупным проектам, то это маловероятно. Россия не планирует кратного увеличения добычи нефти или газа (в силу конъюнктуры мировых рынков), а потенциал для поддержания производства на нынешнем уровне и даже его некоторого наращивания уже заложен. Проще говоря, мы и так можем добывать больше, чем сейчас добываем – это вопрос регулирования рынков, а не технологического развития.
Конечно, это не отменяет того факта, что ряд проектов все же будет реализован. В первую очередь речь идет о мегапроекте компании «Роснефть» – «Восток Ойл», который предусматривает разработку месторождений Ванкорского кластера, Пайяхской группы, Западно-Иркинского участка и Восточно-Таймырской группы. Добыча в рамках этого проекта может достичь 100 млн тонн в год к 2030 году, причем поставка сырья будет возможна как в западном (Атлантическом), так и в восточном (Тихоокеанском) направлениях. Но этот проект находится в высокой стадии готовности, и я не вижу, как его реализации могли бы помешать те или иные западные санкции, здесь они бессильны.
— А возможно ли повторение ситуации с «Арктик СПГ»? У России планы превысить 100 млн т СПГ в год, и в сфере производства СПГ будут появляться новые проекты. Могут санкции им помешать?
— Здесь главные риски связаны с наличием газовозов и технологий сжижения. Именно газовозы, строительство части которых планировалось в Южной Корее, – слабое звено отечественных СПГ-проектов. Сейчас позиция Сеула не до конца понятна, по-видимому, они побаиваются ведения вторичных санкций и не будуь строить газовозы для России.
Что же касается технологий сжижения, то «Новатэк» представил обновленный вариант отечественной технологии «Арктический каскад», которая призвана заменить зарубежные аналоги. Кроме того, компания построила в Мурманской области так называемый «завод заводов», где ведётся строительство установок по сжижению газа для проекта «Арктик СПГ 2». То есть технологические вызовы тут вполне преодолимы.
Кстати, в России уже построен, действует и расширяется самый крупный судостроительный завод «Звезда» на Дальнем Востоке. Там планируется создание самого широкого спектра судов и оборудования для морской добычи и транспортировки нефти, включая танкеры ледового класса и газовозы. Возможно также расширение сотрудничества с Китаем в области судостроения для нефтегазовой отрасли.
О том, что Россия способна преодолевать вызовы в области судостроения, наглядно свидетельствует опыт строительства атомных ледоколов. В достаточно сжатые сроки отечественные разработчики и предприятия смогли наладить строительство и ввод в эксплуатацию этих сложнейших судов, и сейчас нет сомнений в том, что российские ледоколы будут способны обеспечить проводку необходимого количества танкеров и газовозов по Северному морскому пути.
— Кстати, по поводу Китая. Получается, что все надежды — и в сфере технологий, и в переориентации экспорта, — так или иначе связаны с Китаем. Насколько это опасно для российской экономики? И нет ли риска, что эта страна может присоединиться к санкциям, и тогда для России будет закрыт доступ и к рынкам, и к технологиям?
— Такого риска точно нет, поскольку Китай проводит очень независимую внешнюю политику. И даже если предположить, что у нас возникнут разногласия по каким-либо отдельным направлениям (они бывают даже у близких партнеров), Пекин в любом случае не присоединится к западным санкциям.
Что касается зависимости от одного покупателя углеводородного сырья, то да, такая угроза есть, прежде всего, по газу. «Газпром» так и не смог найти реальную альтернативу Европе, он долго «сидел на европейской трубе», и его усилия по диверсификации поставок, на мой взгляд, были недостаточными. Да, был сооружен газопровод «Сила Сибири», но переговоры по строительству двух других магистралей («Сила Сибири — 2» и «Сила Сибири — 3») оказались затянуты и активизировались только в последние годы, уже на фоне обвала отечественного газового экспорта. «Газпром» также недостаточно внимания уделял теме СПГ, фактически отдав данное направление на откуп «Новатэку». Отсюда и угроза возникновения зависимости от газового рынка Китая.
С нефтью подобные риски гораздо меньше, поскольку здесь меньше зависимость «от трубы», нефть и нефтепродукты можно доставлять почти в любую точку мира морским транспортом. И теперь мы наблюдаем широкую географическую диверсификацию наших нефтяных поставок, они направляются не только в Китай и Индию, но и в ряд стран Азии, Африки и Латинской Америки, куда раньше они не осуществлялись. В качестве примеров можно привести Бразилию, Венесуэлу, а также возобновление поставок на Кубу, о чём недавно сообщалось в СМИ. И поиск таких новых сбытовых ниш будет продолжаться.
